Skip to content

«Устойчивость – это про адаптивность, выживает тот, кто лучше всех приспосабливается»

Ирина Бахтина, директор по устойчивому развитию компании «РУСАЛ», в интервью WIM Russia рассказывает о подходе к экологии – на производстве и дома, о ключевых аспектах социальной ответственности, а также о пользе научной работы и специфике госслужбы.

– Я знаю, что по первому образованию вы журналист. Как вы пришли в устойчивое развитие?

– По своей первой специальности я работала всего несколько лет, пока училась в вузе, но уже на четвертом курсе вышла на госслужбу в администрацию Приморского края. А вскоре ушла в корпоративный сектор и 20 лет проработала в транснациональных корпорациях. В тему устойчивого развития меня привел Unilever. Я устроилась туда в 2008 году, а в конце 2009-го компания приняла свой первый план устойчивого развития и повышения качества жизни. Дирекции по корпоративным коммуникациям, в одной из которых работала и я, стали опорными пунктами реализации этого плана. Unilever был пионером мирового ESG-движения, большое внимание уделял просвещению сотрудников и передовым наработкам. В 2015 году я стала региональным вице-президентом по устойчивому развитию и корпоративным отношениям, отвечала за 35 стран, набралась серьезного практического опыта во внедрении методологии и идеологии устойчивого развития в бизнесе.

“Независимо от компетенций и бэкграунда, если люди выполняют одну и ту же работу, они должны получать равное вознаграждение”.

После Unilever у меня снова был небольшой период на госслужбе – в Коми в качестве зампреда правительства, где я работала над внедрением принципов устойчивого развития в стратегию социально-экономического развития региона. Но все это время я продолжала знакомиться с лучшими практиками ESG, актуализировать свои знания. В этом мне очень помогала научная работа. Еще в 2018 году я поступила в Высшую школу менеджмента СПбГУ, закончила экстернатуру и начала писать диссертацию на соискание степени кандидата уже экономических наук.

– Вы защитились?

– Я в процессе. С одной стороны, я много работаю, руковожу несколькими профильными комитетами в бизнес-ассоциациях, участвую в экспертных советах федерального уровня. С другой стороны, ESG как научная дисциплина, к сожалению или к счастью, не стоит на месте. И тема моей диссертации все время меняется. Когда я начинала, меня интересовали монетизация ESG-усилий в виде «зеленых» продуктов и услуг, интеграция маркетинговой стратегии в стратегию корпоративную. Тогда эта тема была свежа и мало охвачена. С тех пор мы с моим научным руководителем, профессором Юрием Благовым, многое сделали для ее популяризации, а сейчас я больше смотрю на кейсы по циркулярной экономике, именно по этой теме выходят мои научные публикации. В своей работе хочу показать экономическую модель замкнутого цикла с практическим эффектом для бизнеса.

Я считаю, что образование нужно получать и техническое, и гуманитарное. Жалею, что в свое время не пошла в одно из направлений STEM (наука, технологии, инженерия и математика). Кстати, сейчас это направление активно продвигается в гендерном аспекте. Техническое образование дает структурированное мышление – инженерное, проектное. Я получила его с опытом, но системно мне этого не хватает. И я бы сейчас с удовольствием пошла в математику или инженерное дело, несмотря на возраст и опыт. При этом качественное гуманитарное образование тоже обязательно. Мы же понимаем роль эмоционального интеллекта, видим, как гуманизируется бизнес. Я бы сказала, что сейчас высшему образованию не хватает целостного, всестороннего, по-настоящему универсального подхода. Гибридное образование – это модель будущего.

– Тема ESG «выстрелила» в последние несколько лет, но не вытесняют ли ее сейчас из повестки более злободневные проблемы?

– Надо признать, что на самом пике неопределенности, в марте-апреле этого года, многие российские компании поспешили занять своего рода защитную позицию, пытаясь свести все устойчивое развитие к одному только социальному аспекту. Хотя, когда мы с вами говорим о качестве жизни в городах, провести грань между «социальным» и «экологическим» очень сложно. Да и не мы определяем повестку ESG, а те, кто напрямую зависят от нашего бизнеса, – сотрудники, местные сообщества, поставщики, клиенты, инвесторы, так называемые «группы давления» (например, эко- и социальные активисты). Можете удивляться, но последнее исследование мнения заинтересованных сторон, проведенное не далее как в апреле, то есть уже в новых условиях ведения бизнеса, показало, что у нашей целевой аудитории на первое место вышло качество воздуха.

Вот и получается, что нельзя раз и навсегда определить для себя, скажем, 10 основных рисков и работать только с ними. Устойчивость – это не про стабильность, а про адаптивность, про умение слушать и меняться. Как по Дарвину: выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям.

– Вокруг металлургии много стереотипов: что отрасль грязная, опасная с точки зрения охраны труда, гендерно несбалансированная. Если коротко, может ли алюминий быть «зеленым»?

– В основе нашей новой экологической политики лежит эффект декаплинга. Это концепция постоянного «зеленого» роста, она опровергает тезис о том, что, чем больше мы производим и потребляем, тем больше экологический след: если вы внедряете новые технологии, модернизируетесь, «озеленяетесь», у вас может расти валовое производство, но экологический след с какого-то этапа будет сокращаться.

Мы смотрим на несколько параметров экологического следа: выбросы загрязняющих веществ и парниковых газов, промышленные стоки и в целом водооборот, обращение с отходами, биоразнообразие. Мы поставили себе цель последовательно улучшать все эти параметры (в первую очередь, в пересчете на тонну, потому что мы понимаем, что будем производить больше, будем, безусловно, использовать вторичный алюминий), и уже сейчас мы видим впечатляющие результаты.

Из социальных аспектов всегда на первом месте охрана труда, это связано со спецификой отрасли. Но сейчас по значимости подтягивается и вклад в обеспечение экономического роста – создание и сохранение рабочих мест, зарплаты и социальные выплаты, а также, например, жилищные программы, медицинские программы.

Что касается многообразия и равных возможностей, тут главное, не сколько женщин работает на производстве (у нас на сегодняшний день в среднем 25% по компании и 28% в управленческом составе), а сокращение разрыва в оплате труда. И это касается не только гендерного разрыва. Независимо от компетенций и бэкграунда, если люди выполняют одну и ту же работу, они должны получать равное вознаграждение.

– Скажите честно, вы дома разделяете мусор?

– Что за вопрос! Конечно, разделяю, и давным-давно. Причем, если раньше я разделяла на много фракций, сейчас, посмотрев огромное количество всевозможных объектов по обращению с отходами, я придерживаюсь мнения и всех убеждаю, что достаточно двух корзин: «мокрое» (пищевые остатки и все остальное, с чем сделать уже ничего нельзя) и «сухое» (перерабатываемый пластик, металлы, Tetra Pak). Самое правильное место, чтобы разделять бытовые отходы, – это место их генерации, то есть у вас на кухне. «Сухое» должно быть чистым, то есть упаковку нужно помыть и просушить. А чтобы при этом сэкономить воду, достаточно бросить такую упаковку поверх посуды в посудомоечную машину (надеюсь, ее вы тоже используете, потому что это реальная экономия воды и энергии).

 Я занималась мусорной реформой в Коми, и для меня это очень больная тема. К сожалению, даже экоактивисты не всегда понимают, что надо начинать с себя, ждут, когда государство создаст инфраструктуру. Но у меня был прекрасный пример: в Эжвинском жилкомхозе в обычном многоквартирном доме одна неравнодушная жительница (Арина Сажина – я до сих пор ее вспоминаю с теплом и благодарностью) в помещении, предназначенном для мусоропровода, организовала настоящую «аптеку вторсырья» – язык не поворачивается назвать это пунктом сбора отходов, настолько там было чисто и грамотно все организованно. Она научила жителей дома разделять бытовые отходы на несколько десятков фракций, лично договорилась с малыми предпринимателями Сыктывкара, которые вывозили вторсырье, внося плату за него на счет дома. Эти деньги шли на благоустройство двора.

– Вы работали и в корпорациях, и на госслужбе. Чувствуется ли разница?

– Среда всегда разная. Даже переходя из американской компании в европейскую, вы почувствуете разницу. Американская компания – это, как правило, меритократия (ты сам за себя, ты заслужил), в европейской компании, что мне, наверное, более близко по духу, важно стремление всем договориться, никого не оставить позади. А госслужба – это вообще особый род деятельности. Все зависит от первого лица. Одни руководители открытые, глаза горят, и у подчиненных есть простор, возможность высказывать свою точку зрения. А у других – лучше не высовываться, втянуть голову в плечи и отвечать максимум «да/нет». Я в своем стиле руководства уже не готова возвращаться к такому авторитарному подходу, считаю его не только не обогащающим, а, наоборот, крайне энергоемким. Потому что, если у вас люди не «горят» на работе, сами не работают, то вам приходится постоянно их стимулировать как-то – материально или страхом, это непродуктивно.

– Как вы совмещаете работу, семью, общественную деятельность, еще и подготовку диссертации? Как удается все эти аспекты жизни балансировать?

– Я не могу сказать, что они сбалансированы. На каждом этапе жизни у вас какая-то ее сторона будет занимать больше времени – надо спокойно к этому относиться, мы же не роботы и мы не идеальны. На каком-то этапе на первый план выходит потребность в личном или профессиональном развитии, на другом – наоборот, готовность делиться опытом. К этому нужно относиться с пониманием.